Виктор Луферов
А мне хоть раз в году взглянуть
А мне хоть раз в году шагнуть
На эту тесную, дрожащую площадку
И за собой туда втащить
Мой верный старенький рюкзак
В котором котелок лишь да палатка
А мне на месте не судьба
Сидеть на месте не судьба
Ну,что же делать, если тянет все в скитанья?
Зовут дороги, поезда
Зовут рассветы, голоса
Кричат:"давай,кончай с родней прощанье!"
С ветрами снова обнимусь
И всем рассветам распахнусь
И поделюсь со всеми всем,что есть по-братски
Оставлю только лишь себе
Скрип снега в снежном феврале
И для себя самим придуманные сказки
И белым сусликом мелькнет
Который год - скитанья год
Как белый столб километровый у дороги
В который раз весна придет
Листвой карманы мне набьет
Усталостью нальет мне ноги
Но рассядутся сороки мажорным трезвучьем
На звенящих струнах проводов
Будет мало километров от начала пути
И так много до пыльных городов
Игорь Сидоров
Люди идут по свету…
Им, вроде, немного надо –
Была бы прочна палатка,
Да был бы не скучен путь!
Но с дымом сливается песня,
Ребята отводят взгляды,
И шепчет во сне бродяга
Кому-то: «Не позабудь!»
Они в городах не блещут
Манерой аристократов,
Но в чутких высоких залах,
Где шум суеты затих,
Страдают в бродячих душах
Бетховенские сонаты,
И светлые песни Грига
Переполняют их.
Люди идут по свету.
Слова их порою грубы.
«Пожалуйста, извините», —
С усмешкой они говорят.
Но грустная нежность песни
Ласкает сухие губы,
И самые лучшие книги
Они в рюкзаках хранят.
Выверен старый компас,
Получены карты и кроки,
Выштопан на штормовке
Лавины предательский след.
Счастлив, кому знакомо
Щемящее чувство дороги,
А ветер рвет горизонты
И раздувает рассвет.
Виталий Голутва
Полыхнёт что-то в памяти остро
И как после удачных мазков
Выплывает берёзовый остров
Белым парусом облаков
Ещё больше росы искристой
Солнца, плавящего верхушки
Соловьиного пересвиста
И лихой кокотни кукушки
Не фантазия и не сказка
Подойди через поле близко
Под берёзами гильзы, каски
И замшелые обелиски
А в грозу полумрака вдосталь
И грома, словно пушки, бьют
Белый-белый берёзовый остров
Облюбованный птичий уют
Юрий Левитанский
Была зима, как снежный перевал,
с дымком жилья, затерянным в провале.
Но я в ту пору не подозревал,
что я застрял на этом перевале.
Была такая длинная зима,
когда любой вечернею порою
уже легко — сойтись горе с горою
и очень трудно не сойти с ума.
Была зима,
и загородный дом,
где в сумерках мерцает телевизор
и где гудит огонь,
бросая вызов
метелям,
снегопадам,
январю —
всему, что нам на головы свергалось.
Дни прибывали
по календарю.
К пяти часам у нас уже смеркалось.
Когда в окно вползала чернота
и все предметы делались иными,
я видел,
как подводится черта
под нашими усильями дневными,
под нашей каждодневною тщетой.
А ниже,
оставаясь за чертой,
тянулась цепь таинственных помёток,
и лес напоминал строеньем клеток
и всей своею сущностью прямой,
что он не только современник мой,
но и другого века однолеток,
и он другие помнит времена.
Графический рисунок голых веток
напоминал при этом письмена
давно существовавшего народа.
А я ещё задач такого рода
не знал,
я перед ними пасовал
и то и дело путался в ответах.
Да и мороз к тому же рисовал
на стёклах непонятные узоры
и всякие загадывал загадки,
которых я разгадывать не мог,
хотя и упражнялся регулярно.
А утром снова
тоненький дымок
стоял над крышей перпендикулярно,
и даль передо мной была бела,
и жизнь моя передо мной была
как на ладони вся,
как на экране,
и можно было с лёгкою душой
перечеркнуть написанное ране,
переписать строку или главу,
которая лишь сдавленно звучала,
перемарать постылый черновик,
и даже сжечь,
и всё начать сначала.
Каждый выбирает для себя
женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку —
каждый выбирает для себя.
Каждый выбирает по себе
слово для любви и для молитвы.
Шпагу для дуэли, меч для битвы
каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает по себе.
Щит и латы. Посох и заплаты.
Меру окончательной расплаты.
Каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает для себя.
Выбираю тоже — как умею.
Ни к кому претензий не имею.
Каждый выбирает для себя.
